С возвращением!

Сегодня ровно два года как меня тут не было. Думал что меня заархевировали, но нет, как ни странно.Хотя по хорошему как минимум один раз уж точно должны были. Жив, здоров. За это время как то ни чего особова не произошло. Ток купил себе еще 3х лошадей, завел больше собак, ну и тупо жил(если это вообще можно назвать жизнью.) Работа, работа, работа........брррррррр. Как все обыденно. Вот часто задаюсь вопросом, не уж то такая жизнь всем нравится, что еще ни кто не востал против бытовухи и принуждения? Все говорят что мы типо хорошо или плохо, но по мне мы тупо существует. Так как принуждают к чему либо, а если ты не подчинишься, то ты останешься ни с чем. В первую очередь, нужно учиться(я не против школы, но...) если не будешь учиться, не получишь атестат, если не получишь атестат, то не попадешь в институт или еще куда либо, а не попадешь туда, не возьмут на роботу, а не будешь работать, не будет денег и значит ты бомж, а значит ты мертв. при всем при этом, учебу усложняют, цены все повышают и повышают, а зарплаты при этом остаются мизерными. Как скажите человек работающий за 3и тысячи в месяц или пенсионер, может прожить на свои деньги в наше время? Как с зарплатой 3и тысячи он может заплатить за квартплату, свет, воду, газ, да еще и не умудриться сдохнуть с голоду?! Это смешно. Но больше всего бесит что все довольны и все молчат.

---

Можете не читать, ничего хорошего здесь все равно нету.

Всегда задавался вопросом, насколько сильно нужно упасть вниз, что бы что то можно было понять. Всегда хотел быть в центре серьезной войны, и похоже мечты мои начинают становиться реальными. Сперва одно, потом другое, теперь это. Незнаю зачем пишу это сюда, может быть потому что здесь меня ни кто не знает, и может потому что в реальности, можно пологаться только на себя, но возможно этот месяц мой последний. Мне не нужна жалость, соболезнования, советы как поступить, так как это все зависит не от меня. Как прижмут так и буду действовать. У меня есть горсточка, маленькая горсточка, за кого я зубами глотку перегрызу, и за кого я жизнь отдам, и угроза как раз над одним из этой горсточки повисла. Люблю я больше ножи, больше крови, больше спокойствия, но придется обходится валыной. Ну это не самое главное, а самое главное то что война начинается из за людской жадности. Из за того что много тварей себя считает людьми, а на самом же деле... Мне жалко таких. Но не конкретно жалость играет, а то что они себя кем то считают, что они живут, то что они дышут. А больше всего меня бесит, что я такой же как они, и дышу этим же воздухом. Но я не могу вырвать себе глотку из за той маленькой горсточки, и я не хочу быть причиной их гибели, поэтому еще живу. Но аж до смеха, ни кто не верит что они мне дороги, для всех я эгоист, думающий только о себе. Я не отрицаю, да, я эгоист, но не во всем. И поэтому я буду сражаться. Я буду убивать. Если вдруг кто то думает так же, если вдруг кто то, понял мой глубокий смысл, и если я вдруг после 11 и где то до 20 не напишу ни словечка, выпийте за меня. Не говорю напиваться, сок, чай, кофе, водки, пива, мне все равно, но сделайте глоток и попрасите что бы я попал в ад. Это одно лишь место где мне будет спокойно, и прошу, отстаивайте и защищайте семью, любой ценой, и даже собственной жизнью.

---

Помощь лошадям в Волгограде и области THE HORSE"S LIFE "HL"

В Азове у хозяйки этих лошадей возникли проблемы с едой. Ей отказались продавать сено. А теперь пытаются забрать и землю, выгнав хозяйку и лошадей на улицу. Планируем выкупить часть лошадей объездить и обучить лошадей и продать в хорошие руки, без угрозы мяса и улицы. Нужны помошники с выкупом и работой с лошадьми.
1. Горка, кобыла/ Выкуплена
2. Карамель, кобыла, 3 года 25000 руб. хороший торг.Выкуплена
3. Русалка, кобыла, 3 года - 25000 руб.Выкуплена
4. Гарантия, кобыла, 2 года - 20000 руб.
5. Раритет, жеребец, 4 года - 25000 руб. хороший торг.
6. Ранет, жеребец, 5 лет - 25000 руб.
7. Роман, жеребец, 2 года - 15000 руб.
Кобыла Горгона - 26 лет
Кобыла Радуга - 15 лет
Кобыла Кагора - 6 лет
Кобыла Гроза - 9 лет
Кобыла Селена - 7 лет
Кобыла Раксолана - 3 года
Кобыла Гера - 2 года
Кобыла Роскошь - 2 года
Кобыла Глория-Горгона - 3 года
Кобыла Маркиза - 6 лет
Кобыла Акация - 18 лет
Жеребец Ранг 2 - 8 лет
Жеребец Рассвет - 3 года
Жеребец Король - 6 лет
Жеребец Каспий - 6 лет
Жеребец Гром - 6 лет - 50000 руб
Жеребец Гранат - 6 лет
Жеребец Гранд - 5 лет
Жеребец Абориген - 5 лет
Ангел - 7 лет -50000 руб
Арамис - 7 лет

Если нужна более подробная информация, обращайтесь.
Только два жеребца по 50000.

---

ее

Пойти узнать, какой ты котик uborshizzza.livejournal.com/711777.html

---

НГ

Раньше как то ждал этого праздника, а теперь это как будто обыкновенный день. Не несет ни удовлетворения, ни удовольствия, ни чего. Пустота... А почему, не известно, то ли старею, то ли на жизнь стал смотреть совсем по другому.

---

ХD

Вот ...

Пройти тест

---

))

...Итак... Кафциель (Князь гнева, Демон Ярости)

Этот падший ангел отравляет людские сердца злостью и гневом. Будь то внезапная вспышка гнева или тихая злость, набираемая годами - это воля Кафциэля или Демона Ярости. Его - или многочисленной армии духов злости. Символом Кафциеля считается ворон - птица, не имеющая материнского инстинкта, а значит не любящая никого. Кафциеля описывают как ангела серебристого цвета, лицо которого во время гнева превращается в застывшую маску.

Пройти тест

---

Такое ток раз было...

В тебе дремлет - Оборотень

Теперь ты узнал свою тайну, когда ты злишься в тебе просыпается Оборотень готовый разорвать все и вся, если ты не замечал, то у тебя краснеют глаза когда ты в гневе, и это знак, поверь.

Пройти тест

---

Brother Mattias- С днем рождения!!

У моего хорошего друга сегодня день рождение, я хочу его поздравить и пожелать исполнения всех самых заветных желаний.Что бы у него было много друзей и во всех он был уверен на все 100% и что бы всегда мог полагаться на них. Brother Mattias поздравляю еще раз!

---

Эт все так же уперто у друга!

КРАСНЫЙ ШАР СОЛНЦА
Часть 1

Красный шар солнца висел у самого горизонта в пыльном мареве заката июльского дня. Желудок уже начинал напоминать о себе. Бутылка кваса, давно валялась пустая, не забыть бы ее. Уже час как мы лежали на песке молча. Клёва не было, да и не могло быть в такой жаркий день. Наши рассказы друг другу о приключениях за тот месяц, который мы не виделись, тоже иссякли. Тень от ивы, закрывавшая нас днем от палящего солнца убежала на восток и нас сморило теплым, но уже нежгучим светом, клонящегося к закату светила. Так мы и лежали, растянувшись на песке в давно полюбившемся нами уголке речки недалеко от нашей станицы. Я смотрел, как солнце, совсем уже потеряв яркость, вот-вот коснется тополей в дальней лесополосе, и краем глаза видел, как налетевший прохладный ветерок треплет густую шапку светлых пашкиных волос. Пашка смотрел куда-то вверх, то ли на иву, то ли скозь нее и задумчиво грыз соломинку. Какое счастье, - подумал я, - лежать вот так на теплом, пахнущем рекой и илом песке, рядом с другом, по которому, как-то странно, смутно и не вполне осознанно, но так серьезно ощутимо соскучился всего за месяц. Нет, конечно и других ребят из школы тоже хотелось увидеть, пошуметь, поболтать, сыграть в баскетбол на пиво или хотя бы на арбуз, и встретиться с Надькой Качаловой из девятого класса тоже хотелось, но как-то не так. В этом году мы закончили школу. Нашу дружную и шумную среднюю школу №2. И, поскольку надо было как-то устраивать свою жизнь дальше и получать образование - разъехались кто куда мог и хотел, с целью поступить в институты, техникумы или устроиться на работу. Я уехал в Волгоград к двоюродной тетке, у которой были связи в машиностроительном техникуме. Пашка, как человек более одаренный и уверенный в жизни поехал поступать в Ростовский университет (чему всегда слегка завидовала моя мать, тыкая меня утром в затылок перед завтраком - смотри какой Пашка толковый - в академики выбьется, а ты так и будешь в мазуте гайки закручивать). С Пашкой мы познакомились не так давно, как с остальными ребятами, которых знаю, наверное с тех пор как мы - карапузы - начали месить грязь и ковыряться в песке на улице. Его родители переехали к нам в станицу всего года два назад. Мы подружились, правда, не сразу, был между нами небольшой инцидент, о котором теперь уже и не стоит вспоминать. И хотя я не был заядлым рыбаком, но тоже завел удочку, снасти, над которыми, правда, Пашка всегда смеялся, и часто составлял ему компанию в его обычно безрезультатных сидениях на берегу с удочкой и разговорами о строении мира, смысле жизни и прочими риторическими беседами. Впрочем разговоры бывало касались и вполне обычных вещей. Пашка был начитанным парнем и умел хорошо рассказывать, а я любил его слушать и еще я любил сомневаться, так что часто у нас возникали споры и диспуты с возней, правда обычно мы защекачивали друг друга до полусмерти и с больными от смеха животами, все в репьях возвращались без рыбы домой. Пашка часто ворчал, что типа у него на его любимом пруду, где он жил раньше, рыбы в сто раз больше, и подлещики вот такие - показывал он как все рыбаки, а в вашем вонючем Чиру нет ни хрена. Однако с регулярной настойчивостью, даже в плохую погоду, когда моросил дождик он ходил ловить рыбу. Я этого никогда в глубине души не понимал, и считал, что побазарить с друзьями можно, например, на теплом и полупустом сеновале, можно и в картишки партию пропустить, а не сидеть в мокром заштопанном бушлате на ветру и дожде и радоваться тощей рыбешке, которую удается поймать. Я даже как-то сильно простыл, когда удил рыбу вместе с Пашкой в такой дождь. Он говорил, что я размазня, а настоящие мужчины должны преодолевать трудности. Пашка действительно симпатичный парень, немного ниже меня ростом, он был несколько крепче меня сложен, но полным или качком его все равно никто назвать бы не смог. У него были густые курчавые волосы цвета песка, на котором мы сейчас лежали. Я приехал сегодня на утренней "козе" - так мы называем рабочий поезд из трех вагонов. Вполне успешно поступив в техникум и даже обзаведясь новыми знакомыми в большом и красивом городе, все-таки стремился остаток лета провести на нашей мелкой речке под крики петухов по утрам и неспокойный рев буренок, возвращающихся вечером с пастбища. И, конечно, я соскучился по Пашке. Мама встретила меня радостная, ей тетка уже позвонила, сообщив о моем возвращении и поступлении, так что мне предстоял ужасно обильный завтрак, а я не люблю много есть утром, но поезд растряс меня и я нагулял приличный аппетит. За завтраком я отвечал на многочисленные расспросы о тетке, о ее жизни, как она меня приняла, как кормила, и прочее; и техникум, как мне показалось был интересен маме значительно меньше, чем ее двоюродная сестра. После завтрака меня сморило - ночью в поезде толком поспать не удалось - боялся проехать свою остановку, так что в пустом доме я проспал до обеда, пока в окно не постучали. Я высунулся из окна и увидел Пашку с удочками, стоящего за забором и бросающего шишки от репейника мне в окно. Морда его сразу расплылась в улыбке и он замахал руками. Мое сердце как-то странно забилось и кажется чуть не выскочило из груди, а сам я галопом и почти кубарем выкатился на крыльцо в одних помятых семейных трусах, и уже был готов броситься ему на шею, чего вообще-то никогда раньше не делал. Но он уже оказался на крыльце и перехватил инициативу. Только я выскочил - он сразу со всего маху шлепнул меня по плечу, чуть не сбив меня, заспанного еще с ног и, не дав мне опомниться, сжал двумя руками мою ладонь, перекатывая костяшки кисти. Этого я просто терпеть не мог и вместо возгласа радости завопил от боли и выдернул руку. Этим он, правда слегка охладил пыл моего полусонного и разгоряченного радостью встречи организма, поскольку не сделай он этого, я вполне мог, наверное, с разбегу запрыгнуть ему на шею и впиться, не дай бог, в него губами, что было бы совсем недопустимо между двумя парнями, даже если они друзья и долго не виделись. - Козел! Больно, - вырвалось у меня вместо приветствия. Не обращая внимания на ругательства и не стерев с лица улыбку Пашка спросил: - Ну, что поступил? - Поступил, куда мне деваться, а ты? - Я тоже, где наша не пропадала. Ты сегодня, что ль приехал? - Ага, вот сплю... - Пойдем на речку, есть что рассказать, да и погода сегодня смотри какая тихая - клев будет. Я почесал в затылке, разглядывая друга - загорелый, повзрослевший, меня тянуло к нему непонятной еще силой. Нет я знал, конечно, что есть такие "педики", какие-то грязные мужики, которые сосут у кого попало в общественных сортирах, но меня это не интересовало и ни за что я не мог представить себя на их месте, но что меня так привлекало в фигуре друга, мы ведь уже давно знакомы... раньше я этого не замечал. - Да, конечно, - сказал я, - тока я вообще-то не обедал, а до вечера далеко, пойдем - мать пирожков напекла - с молоком навернем. - Не, я только из-за стола, - сказал Пашка, снимая потрепанные кроссовки, ты ешь, а я тебя подожду. Мы зашли в дом. На кухне было темно и прохладно, мухи бились в закрытое окно. Пашка сел на табуретку в углу, как обычно, когда он приходил к нам. Я достал блюдо с пирожками и протянул Пашке. Он взял и стал молча сосредоточенно жевать. Я налил молока - холодного из холодильника, Пашка закрутил головой в ответ на предложение налить ему тоже. Я стал жевать, набив рот и поглядывая на Пашку. Он молчал, видимо берег новости, чтобы уже там, по дороге на речку, разразиться кучей интересных событий, впечатлениями и рассказами о городе Ростове и всем, что там с ним было за те три недели, которые он провел там, поступая в "универ". Пока я ел, поглядывая изредка на Пашку, я заметил что-то необычное в его взгляде. Он как будто разглядывал меня. И какая-то тоска была в его глазах. Он даже не дожевал свой пирожок. Закусив пирожками, я налил в бутылку из-под "Кока-колы" маминого кислого квасу, взял удочки, коробку с крючками и леской, и мы, не спеша перебивая друг друга рассказами о случившихся с нами событиях, двинулись к речке по пыльной, раскаленной солнцем проселочной дороге.

Часть 2

Что же случилось со мной или даже с нами обоими? Почему мне так хорошо просто лежать здесь на берегу реки рядом с Пашкой, и почему так хочется чтобы этот вечер, этот закат никогда не кончался. Я пытался разобраться в своих чувствах, но ничего не получалось. Что-то изменилось в этом мире с тех пор как мы разъехались после окончания школы. И что-то так запомнился пашкин взгляд на кухне. Какой-то совсем не такой, как раньше. Что-то в нас изменилось. Вдалеке, наверное в клубе, громко играла музыка - видимо шла дискотека. Бабки в поезде рассказывали друг другу о вольных нравах ребят и девчат приехавшего из Ростова к нам стройотряда студентов. Видимо, они отрывались после рабочего дня. Но на дискотеку что-то сейчас совсем не хотелось. Я, вообщем, любил потанцевать, попрыгать с девчонками. Правда, обычно стараясь шутить, всячески развлекать девчонок и выставлять себя с лучшей стороны, мне длительное общение с ними было в тягость, поскольку шутки заканчивались и подолгу распушать перья, строить из себя галантного кавалера не хватало сил и желания. Пашка, наоборот, в окружении девчонок как-то хмурился, делал такой серьезный деловой вид, что мне даже становилось смешно, а девчонкам он нравился, да и он судя по его обычным рассказам умел оценить прелести женского организма. Бывало, раньше он рассуждал у кого из наших девчонок больше буфера, задница, и кто по его мнению, лучше целуется. Я даже раньше завидовал, думал, что он и вправду целовался со всеми ними, раз так хорошо знает про это. Странно, сегодня Пашка ничего не рассказывал о буферах телок в Ростове, где он был. Солнце уже наполовину зашло за деревья. Пашка потянулся и зевнул. Я взглянул на его складную загорелую фигуру, передернувшиеся мышцы, и вдруг понял, что мне хочется прикоснуться к нему, просто провести ладонью по груди и животу. Я испугался этой мысли. Неужели... Обычно мы без раздумий хлопали друг друга по плечу, щипались, кусались, толкались и боролись, и никогда в этом не было ничего запретного или стыдного. Но вот просто прикоснуться ладонью к груди... И ведь сегодня мы ни разу не касались друг друга, даже случайно, не считая нарочито грубого пашкиного приветствия. Я просто боюсь прикоснуться к нему... А он?.. Может он тоже?.. Мысли запутывались в клубок, но тут приближающиеся шаги, хруст веток под ногами людей и отрывки голосов вывели меня из ступора. Пашка тоже повернулся молниеносно, как змея, и в его глазах промелькнул хулиганский огонек, а рожа расползлась в улыбке. Ни говоря ни слова, мы по-пластунски поползли к кустам. Дело в том, что наш маленький почти треугольный пляжик окружали обычные прибрежные колючие кусты, за кустами росли вековые ивы и тополя образуя в ложбинке небольшую уединенную полянку. В центре нее лежали две толстых сучкастых коряги - остатки давно засохшего дерева и между ними куча пепла - здесь иногда собирались компании на пикник, и бывало сидели и целовались по вечерам парочки влюбленных. С полянки не видно пляжика, и мы, подкравшись и спрятавшись в кустах, наблюдали за тем, что происходило но бревнах. Это были наши университеты в области общения полов, и если можно так сказать - эротические спектакли. Поначалу мы еле сдерживали смех, закрывая рты руками, но взрослея стали держать себя в руках, и иногда я даже буквально запускал себе руку в карман, нащупывая вставший и неудобно завернувшийся в тесных трусах конец. Потом мы с Пашкой обсуждали поведение "героев" спектакля и даже поклялись никому не рассказывать об увиденном, дабы сохранить такую возможность только для себя и не привлечь других зрителей, которые могут спугнуть своей возней и обломать всю малину. Правда последний раз мы наблюдали подобную сцену прошлой осенью, в последние в том году теплые погожие деньки. Итак, мы молча заняли свою позицию в кустах. То, что мы увидели сначала нас разочаровало и мы уже хотели было вернуться к удочкам. По тропинке шли два незнакомых парня в расстегнутых строй-отрядовских куртках на голое тело и тихо о чем-то говорили. Видимо сегодня облом - девушки нет, наверно студенты пришли выпить вдалеке от посторонних глаз. Но бутылки у них не было видно. Мы решили понаблюдать еще. Они не спеша подошли и сели на большое бревно вполоборота друг к другу. Один был высокий светловолосый красивый парень, второго я не разгледел - он был чуть ниже и почти все время смотрел на первого, так что я видел практически один затылок. Мы затаились и прислушались. Цикады уже закатили свою вечернюю песнь, деревья над нами шелестели, а до бревна было метров 20-30, не меньше, так что смысл разговора мы понимали с трудом и не всегда. Белобрысый вроде бы рассказывал какие-то истории из институтской жизни, про какие-то вечеринки, кто как напился и кто с кем спал, второй, который сидел к нам спиной, был менее разговорчив. Они так болтали минут десять и нам уже начало это надоедать, хотелось кушать, да и становилось прохладно. Быстро сгущались сумерки. И вдруг, тот, который сидел к нам спиной, протянул руку и коснулся голой груди белобрысого, он замолчал. Он поводил рукой по его груди и, обхватив его за спину, притянул парня к себе и поцеловал его в губы. Такого мы увидеть никак не ожидали. Мы с Пашкой переглянулись с выражением на лице "Вот это да!". Они целовались сначала робко, едва касаясь губами, но все больше распалялись и прижимались друг к другу, засунув руки под куртку друг другу. От неожиданности увиденного у меня поплыли круги перед глазами, сердце бешено заколотилось и в голову стала стучаться молотом одна мысль - "Хочу, ... хочу!". Когда мы раньше видели как целуются парень с девушкой - все было не так - мы просто наблюдали, как смотрят фильм - безучастно и отстраненно, а теперь нечто иное; что случилось, что со мной происходит. "Я хочу, хочу Пашку. Пашку...". Я наконец понял - я хочу Пашку, я хочу прижаться к нему, присосаться к нему как пиявка.

Часть 3

Действие на бревне разворачивалось - сдавленные и нетерпеливые вздохи и звуки поцелуев, видны были уже практически одни силуэты, вернее нечто единое, копошащееся само в себе, видно было, как один парень стаскивает с другого куртку, потом они и вовсе упали за бревно, но видимо укололись о ветки, или стекляшки разбитых бутылок и слышно было: "Мой сладкий, пойдем, .. пойдем, я знаю место...", и они отряхнулись, один накинул на второго только что снятую куртку, и они пошли к деревне уже более спешным шагом взявшись за руки, воркуя что-то и целуясь по дороге. Шок не проходил, штаны налились свинцом, я почти ничего не видел перед собой, в ушах, на фоне обычного для этого времени суток концерта цикад, стучал пульс. И одна мысль: "Я хочу его, боже, как я хочу его!". Парни удалялись, я стал постепенно приходить в себя, опершись на локти, я тер глаза ладонями, пытаясь снять наваждение. Пашка зашевелился, под ним зашуршала трава, и тут я почувствовал на своей спине его горячую ладонь. - Лёка... ты... - его странный низкий шепот срывался, как будто его кто-то душил, - Лёка давай... я... Его рука ползла вверх вдоль позвоночника, едва касаясь кожи, я уже ничего не соображая рванулся к нему и вцепился в него мертвой хваткой как голодный клещ, терся щекой о его щеку, уткнулся лицом ему в шею и шептал как в бреду: "Пашка, Пашка...". Из зажмуренных глаз брызнули слезы. Я как будто пытался втереть себя в него. Пашка наверное опешил от такой бурной реакции, но я не в состоянии был ни о чем думать в тот момент. Я не помню, как Пашка выволок меня из колючих кустов на теплый песок пляжика. Мы катались по песку в объятиях друг друга, покрывая друг друга поцелуями, в волосы набился песок, но нам было не до того. Пашка прижал меня к себе, мы целовались, неумело, но жадно, как будто хотели напиться друг из друга, Пашка слегка кусал мои губы, отчего не в силах справиться с эмоциями мое тело начинала бить дрожь, а Пашка сжимал меня еще сильней. Наше неровное дыхание совсем смешалось, я постоянно чувствовал как твердый бугор на его штанах трется о мой, и я пытался еще плотнее прижаться к нему. Мои руки гуляли по его спине и, наконец, правая рука оказалась под поясом его старых, обрезанных по колено штанов. Они были узкие и далеко с первого раза залезть не удалось. Однако мои пальцы коснулись начала ложбинки. Пашка резко вздохнул, подмял меня под себя и сдвинулся вверх, тогда я смог с усилием запихнуть всю ладонь ему в штаны. На нем не было трусов, в моей руке была пашкина жопа, кто бы мог подумать, что это такой сладкий предмет. Две замечательных упругих булки, поросшие мягким пухом. Пашка застонал и еще сильнее вдавил меня в песок. Я задыхался, моя рука гуляла по его полушариям, Пашка раздвинул ноги, я сунул руку еще дальше до предела и пальцы наткнулись на твердый бугор основания члена. Он бешено подрагивал. Мое сердце просто выскакивало из груди, я задыхался от его объятий перед глазами поплыли большие белые мухи, словно бенгальские огни. Не отпуская меня, двигая бедрами, Пашка, тяжело дыша мне на ухо, прошептал: - Давай разденемся, я не могу больше... Лёка, сладкий мой... Я только кивнул в ответ, но он не отпускал меня, все больше распаляясь, и только когда я вынул руку из его штанов, он вскочил, моментально снял штаны, его напряженный член качнулся из стороны в сторону, как метроном, и Пашка снова бросился на меня, как будто я могу убежать. Он стал целовать мое лицо, уже более нежно, шею, грудь, живот, быстро справился с пуговицей и молнией на моих уже трещащих по швам джинсах, стянул одним рывком с бедер и замер раскрыв рот и уставившись на мой подрагивающий в ожидании орган. Вырвавшись из тесного плена штанов он разбух до предела и подрагивал в такт бешеному пульсу. Я почувствовал, как плоть окончательно освободила головку. Пашка в первый раз видел чужой член так близко, он смотрел, как завороженный, боясь прикоснуться. Наконец, он медленно придвинул к нему лицо и уткнулся носом мне в пах и нежно, подрагивающей от волнения рукой прижал мой ствол к щеке. Потом он отстранился и неуверенно, как берут предмет, который может рассыпаться, обхватил мой член ладонью. Пашка стал сжимать его все увереннее, не отрывая глаз от моего вздрагивающего в его руках дружка, начиная водить вверх вниз. Левая его рука потянулась вниз. Пашка все увереннее заработал обоими руками. Я, переполняемый неописуемыми ощущениями, не смог долго смотреть на эту сцену, как Пашка, закатив глаза, шурует обеими руками, и мой член, знавший до этого только мои руки, не выдержал, я весь выгнулся, застонал, и струя ударила Пашке в грудь и в лицо, Пашка не останавливался, он уже не мог остановиться, не выпуская мой член из ладони и, наоборот, схватив его еще сильнее, стал вздрагивать, бедра его свела конвульсия, часто, шумно выдыхая, он залил меня всего. Он кончал долго, все его тело била судорога. Потом он отпустил мой член и, продолжая держать свой, поводил пальцем свободной руки по скользким лужицам на моем животе и груди. Потом он посмотрел мне в глаза и виновато улыбнулся. Он сидел на моих коленях, охватив мои бедра своими, а я гладил их. Пашка наклонился ко мне, мы молча смотрели друг другу в глаза, он поцеловал меня и прошептал: - Мне так хорошо, Лёка. - И мне, Пашка, я... Пашка стал целовать меня, не дав мне договорить, да и так все было понятно. Я обнял его за шею и прижал к себе. Наши, еще не успевшие опомниться, члены впервые соприкоснулись и мы снова возбудились. Мы начали распаляться друг у друга в объятиях, ощущение горячего твердого предмета упирающегося тебе в живот просто мутило рассудок. Мы снова стали кататься по пляжу и песок прилип к залитым спермой телам. Нужно было помыться. Вода была теплой, но выходить на берег было уже холодно - сумерки уже совсем сгустились. Мы обнимались стоя по плечи в реке. Наши руки бродили по бедрам друг друга и между бедер, и сзади, и спереди. Пашка нежно целовал меня в щеки, губы, нос. - Холодно, - сказал Пашка, - надо выбираться. Он прижался ко мне, его член протиснулся между моих ног. "Какой большой", - подумал я, и сжал его бедрами. Пашка не отпускал меня, возбуждаясь все сильнее. - Лёка, мой Лёка..., - он терся об меня, прижимая к себе, я запустил руку себе сзади между ног и нащупал головку его члена, он водил бедрами и она то появлялась, то пряталась между моими ногами. Я раздвинул ноги и схватил весь его орган рукой. Пашка дрожал, не смотря на возбуждение, он, как и я замерз, зубы стучали, его бока покрылись гусиной кожей. Я отрезвляюще чмокнул его в нос и потащил к берегу. Свежий ветерок вернул нас в реальность. Пашка, дрожа, не то от холода, не то от волнения от происходящего, достал маленькое полотенце, наспех обтерся сам и стал вытирать меня. Он тер мне спину, как трут в бане мочалкой. - Эй, полегче, кожу совсем сдерешь. - Ничего, терпи, сейчас согреешься. - Давай я сам, спереди тоже. - Нет уж, хренушки. Полотенце мое, я и вытираю. Надо было свое брать. "Откуда я знал что так получится, что мы будем... в темноте купаться?", подумал я, обычно днем достаточно тепло, чтобы не брать полотенце. "А он взял. Откуда он знал?.."

Часть 4

Пашкины движения стали более спокойны и неторопливы. Он уже нежно вытирал меня, придерживая меня свободной рукой. Он присел, чтобы вытереть мои ноги. Он поцеловал меня в ягодицу и запустил руку между половинок, мой съежившийся было от прохлады орган стал резко набухать. Пашка развернул меня к себе и неожиданно взял мой член в рот. Новые ощущения снова затопили мое сознание. Я еле удержался на ногах. - Пашка, что ты... что ты делаешь, - никогда мой член не был во рту, меня словно било током, чтобы удержаться я схватился за Пашкину голову, запустил пальцы в его густую шевелюру и, не соображая, что делаю, стал насаживать его на себя. Когда первая волна ощущений схлынула, я посмотрел на Пашку сверху вниз. В слабых отблесках молодой луны, выглядывавшей из-за ивы, пашкины губы ритмично ходили вдоль моего напряженного ствола, одной рукой он держал меня за задницу, уже нащупав мокрую от купания дырочку и теребя ее, второй наяривал свой, кажущийся огромным в слабом освещении орган. Он все увлекался, заглатывая мой член все дальше, я поднял Пашку и встал на колени перед ним - мне тоже захотелось взять у него. Он все еще держал его в руке. Так близко, такой красивый. Я нежно взял его в руки. Я рассматривал его, это было удивительно приятно, я чувствовал его пульсацию. Потом погладил сжавшиеся вместе яички. Его запах был такой родной и наполнял такой нежностью и спокойствием. Я провел головкой по губам. Он сильно вздрогнул. Пашка водил руками по моей короткой стрижке, по шее, по щекам. Сердце билось, рот сам открылся впуская это горячее и такое нежное и гладкое чудо. Мне все хотелось сосать и сосать, я изредка вынимал его изо рта чтобы еще полюбоваться им. Одной рукой я сжимал его ствол, другой теребил яички. И тут Пашка стал делать резкие вдохи, прижал мою голову к себе, член, забитый мне по самую глотку, так приятно и мощно затрясся, наполняя мой рот чем-то очень терпким. Пашка застонал. Потом я встал, боком прижался к Пашкиной груди, запустил руку ему между ягодиц, он обнял меня и целовал, и я кончил, помогая себе рукой. Мы так стояли еще некоторое время, отходя от оргазма и согревая друг друга, потом оделись и, молча, обдумывая все произошедшее, пошли к станице. А во рту все ощущался новый и неожиданный вкус спермы. Там, в станице, все еще играла музыка. Станица светилась окнами и фонарями на улицах. Я смотрел вперед, на эти огни и не узнавал. Не узнавал дорожку, по которой мы шли, пение сверчков и цикад казалось незнакомым. Все изменилось, как будто я родился в каком-то другом мире. Но только одно казалось родным и знакомым - Пашкин силуэт впереди. Когда мы вышли с тропинки на грунтовую дорогу Пашка, идущий впереди остановился и обернулся. Я почти не видел его лица, лишь отражение луны в глазах. - Лёка, - он замолчал, опустил глаза, - я... мы это, ... Лека, ты не обидишься на меня? Я не знаю, что на меня нашло. Я соскучился, Лека. Он пристально посмотрел на меня. - Я никому не скажу, Лёка, никогда! Лёка, и ты не говори, ладно, - его голос задрожал, - выходит, я пидор?.. Я скучал по тебе, что со мной твориться, Лёка? Он уткнулся мне в плечо. "Выходит, я тоже пидор", - подумал я, - "Какой ужас!". Мое сознание категорически не принимало этого свершившегося факта, но ведь я хотел этого, я хотел и хочу Пашку. - Я никому не скажу, я... ты мне нравишься, Пашка, очень. Пашка отстранился и удивленно посмотрел на меня. - Но ведь этого больше не будет, Лёка, - уже как-то серьезно и агрессивно сказал Пашка, - я не пидор, Лёка, нет. Я не ответил - "какая в общем разница пидор ты или нет, если есть человек, который тебе нужен. Смогу ли я отказаться от него. И что, больше не будет походов на речку?" Я пошел вперед, расстроенный пашкиными словами. Мы подходили к околице. - Пашка, ну раз больше ничего не будет, может поцелуемся последний разок, типа на прощание. - Нет. Зачем?.. Мы шли дальше. На глазах наворачивались слезы. Мы дошли до развилки, где должны были расстаться. Было темно. Мы остановились. - Ну ладно, Лёка, давай, последний раз, пока никто не видит, - прошептал Пашка. Он бросил удочку, сетку и схватив мою голову руками присосался к губам, потом сделал еще несколько поцелуев в лицо, щеки и нос, виновато взглянул на меня, подхватил брошенные вещи и скрылся в темноте. Я, расстроенный и озадаченный последним поцелуем, побрел домой. Мать неодобрительно посмотрев на мои покрасневшие было глаза спросила: - Опять с Пашкой, чтоль, шатались впотьмах? И нежрамши целый день. И что им не сидится дома, картошка вон вся в жуках, а они до ночи рыбу ловят. Кошке то хоть хватило? Я молча хлебал щи. Они были вкусные, тетка такие не готовила, и я наворачивал по полной. - Ты уж сынок молодец, что поступил, ну уж родителям помоги, пока дома, потом уж редко будем видеться - каждые выходные не наездишься. Я молчал. Мать с тревогой посмотрела на меня. - Чего случилось, та? Поругались, что ль, с Пашкой? - Да не, так, поспорили, - соврал я. Член надувался и побаливал, при воспоминаниях о нашем "споре". - Он парень умный, не то, что ты, в университет, чай, поступил - больше тебя знает. - Да уж, я тоже не провалил экзамены. Неизвестно кто из нас первый вылетит, говорят - из "универа" в первую сессию половину первокурсников выгоняют. Фантазии и воспоминания разгорались в голове с новой силой, хотелось поправить вставший и неудобно загнувшийся в штанах член, но при матери было неудобно. - Чай, в техникуме лоботрясов тоже держать не будут, - продолжала пустой разговор мать. Наевшись щей, вареной картошки с грибами, луком и помидорами и запив все это большой кружкой молока, я стал смотреть как мотыльки кружат вокруг изрядно засиженной мухами лампочки. Мать вышла из кухни и довольный желудок возвращал хорошее настроение, глаза стали слипаться. Громко тикали настенные часы, через открытые окна из комнаты доносились звуки работающего телевизора. Мои глаза закрываются и почти несбыточная фантазия приходит в голову, будто мы с Пашкой в комнате, на паласе перед телевизором, он смотрит передачу, а я, засыпая, лежу у него на животе и перед глазами его член, и телевизор что-то бурчит, и я засыпаю и так хорошо и спокойно. Мать пришла в кухню, разогнала забытье, стала убирать со стола. - Иди уже спать, шатаются неизвестно где, как будто на них пахали. Я умылся и вымыл ноги, разделся и забрался в прохладную постель, провалился во взбитую пуховую перину и мечты о Пашке снова овладели моим организмом. Я стащил трусы, скомкал и обнял подушку, как будто это был Пашка и быстро уснул. Снился мне какой-то сумбурный разврат, что впрочем неудивительно. Утром родители, уходя на работу, гремели посудой на кухне, шумел приемник, но полностью проснуться мне не удалось, да и надобности не было. Впереди целых четыре года учебы, да и до того 10 лет школы и подъема полвосьмого, а сейчас осталось чуть больше месяца возможности выспаться и нагуляться. Их надо с толком использовать, чтобы не было, как говорится, мучительно больно. Я поворочался, обнял покрепче подушку-"пашку", потерся о постель обычно стоящим по утрам лохматым дружком, снова провалился в забытье. Через какое-то время кто-то заколотил во входную дверь. Пытаясь отогнать остатки сна, я замотал головой и крикнул: - Кто? Дверь проскрипела, открываясь (у нас в станице двери не закрывались на замок, если дома кто-то есть, тем более, что замок навесной и открыть его изнутри было бы весьма проблематично). - Лёка, Лёка, ты дома? Один? - Да, Пашка, ты что-ли? - Пашка уже ворвался в комнату.

продолжение следует......

---

Честно, уперто! Но такое грех не упереть!

Красный шар солнца
Продолжение


- Ты один?
- Ну один, один, черт, где они, - я рылся под подушкой, под периной в поисках снятых вчера вечером трусов, и наконец запустив руку в щель между кроватью и стенкой, нащупал и с трудом вытащил их. На 20 секунд я выпустил Пашку из внимания.
Когда я обернулся - он уже голый, возбужденный кинулся на меня. Он навалился на меня и так крепко сжал, что я смог лишь сдавленно крякнуть. Я даже на секунду усомнился в его добрых намерениях.
Но он так всосался в мою шею, оставив, видимо, синяк, и стал меня всего сжимать, месить, что такие идиотские мысли спросоня прошли. Он обхватил мои бедра ногами и его вставший член упирался мне в мошонку.
Я задыхался, не в силах сделать вдох, а Пашка целовал и кусал мою шею и ухо.
- Ты меня совсем раздавил, сумасшедший. Вчера сказал, что больше ничего не будет, а теперь бросаешься как тигра. Пусти, ты мне ребра сломаешь.
- Не пущу, Лёка, ты мой. Я хочу тебя ужасно, я еле дотерпел до утра, пока твои предки уйдут. Ты мне снился всю ночь.
Он ослабил хватку и мы целовались и терлись друг о друга в мягкой теплой постели. Он все еще был сверху, я схватил обеими руками его необыкновенную, упругую задницу и мял ее, проникая в обалденную, в мягком пуху ложбину между ее половинок. Пульсирующая дырочка в ее центре мне уже серьезно не давала покоя. Пашка тяжело дышал, двигал бедрами, бормотал что-то совсем несвязное.
Я скинул его с себя, и обнял его сзади. Он свернулся калачиком. Я терся членом о его ягодицы. Мне невыносимо хотелось войти в него. Я попытался, но задница не поддавалась, я еще поднажал.
- Не войдет так, нужна смазка, Лёк. Крем может есть?
Я метнулся в родительскую спальню, на трюмо лежали тюбики, выбрав самый большой, для рук, размахивая дубинкой между ног я вернулся к Пашке.
Картина, которую я увидел, была развратна до предела: Пашка, лежа поперек кровати на животе, спустил ноги вниз, упираясь в пол раздвинутыми коленями, выставив свою круглую мясистую задницу.
Чуть ниже желаемого мной входа мошонка и из нее вниз, касаясь боковины кровати торчали 20 сантиметров юной мужской силы.
Я выронил крем, бросился к нему и ухватившись за эту горячую рукоятку прильнул губами и языком к дырочке между полушарий.
Пашка закричал в голос, все его тело пронзила судорога, дырочка вся сжалась. Я не мог оторваться и вылизывал ее как эскимо на палочке, проникая языком вглубь.
Дырочка то сокращалась, то расслаблялась. Пашка стонал и извивался, член его содрогался в моих руках. Так долго продолжаться не могло, возбуждение доходило до краев. Пашка повернул ко мне голову, глаза его, казалось вращались уже совсем независимо друг от друга, он прохрипел:
- Лёка, давай уже, а больше не могу, Лёка. - голова его беспомощно упала.
Я неловко вымазал себе член кремом, стал намазывать пашкину попу, пальцы проваливались в обалдевшую от ощущений дырочку.
- Лешка, ну давай уже... - простонал Пашка.
Я вошел в него, разум мой померк, мною двигали древние инстинкты, мы стонали, двигаясь в бешеном темпе, я кусал его спину, хватал за кудри, я надевал его на себя, и выходил совсем, я видел как мой поршень втыкается в него, Пашка помогал своему твердому дружку рукой.
Он задышал часто, насаживаясь на меня до упора, я почувствовал, как его попа конвульсивно сжимает мое естество, он завопил, как раненный зверь и его оргазм настиг и меня, я вошел в него до предела, не в силах сдерживать больше рвущееся из меня семя. Когда кончились наши конвульсии, мы не рассоединяясь упали на пол и лежали так на коврике возле кровати в полузабытье все вспотевшие, как загнанные лошади. Я попытался выйти из Пашки, но он схватил меня за бедро, прижимая к себе:
- Нет, не уходи, подожди.
Я не выходя из него дотянулся до сбитого в кучу одеяла и кое-как натянул его на наши сцепленные, влажные тела.
Я прижался к пашкиной спине и мы заснули.
Разбудил меня грохот трактора, проезжающего по улице. Мой член обмяк, но находился все еще в Пашке. Я вышел из него и разбудил его поцелуями.
- Лёка, никто не придет?
- Не должны бы...
Он встал, и посмотрел на меня.
- Теперь я точно пидор, но ты знаешь, мне так понравилось, мне так хорошо с тобой, Лёка, плевать на всех, я... кажется я... я люблю тебя Лёка.
- Я тоже, Пашка, я тоже люблю тебя.
Мы кое-как привели в порядок себя и комнату, где утром разгорались страсти, позавтракали и пошли поваляться на пляже до обеда.
Солнце пекло вовсю, было ветрено. Пашка лежал на животе в тени старой ивы, такой знакомой, защищавшей, хоть и не безупречно, наши юные обветрен-ные тела уже не один год от безжалостного летнего солнца. Листья шумели над нами и пестрые тени пробегали по Пашкиной спине. Шуршали камыши на другом берегу реки. За камышами периодически виднелись вскидывающиеся удочки и слышались высокие мальчишечьи голоса, и кому в такую ветреную погоду вздумалось ловить рыбу.
Впрочем нас они не беспокоили, шум ветреного июльского дня и мысли о нас, о том, что с нами произошло отвлекали нас от всего происходящего вокруг.
Пашка молчал, насупившись ковырялся в песке. Видимо в нем происходила борьба между тем, что требовало его естество, что требовала душа и что требовали его взгляды о том как должен и как не должен вести себя парень, короче его беспокоила мысль, что он педик. Впрочем это мои предположения, а спросить у него, о чем он так задумался у меня не хватало духа, да и прерывать столь мирную и не обремененную выяснением отношений обстановку совсем не хотелось.
Я сидел рядом с ним и посыпал его загорелую спину сухим песком. На его пояснице образовался маленький холмик, струйки песка скатывались по бокам. Я вспоминал произошедшее с нами и мои плавки становились приятно тесными и заметно топорщились.
Может у него тоже это происходит, но он просто стесняется этого?
Я погладил его по бархатистой коже лопаток. Между ними от его шевелюры вниз проходила еле заметная дорожка почти белых, выгоревших на солнце и очень нежных волосков. Я потрогал ее. На меня вновь с непреодолимой силой начала накатываться волна желания.
Пашка видимо почувствовав это, резко обернулся, и злобно глядя на меня, буркнул:
- Ты что? Люди кругом, увидят еще...
- Как будто раньше я тебя пальцем не трогал, - обиделся я.
Я лег рядом и отвернулся. Отчего-то на глаза навернулись слезы. "Что это я как баба" возникла мысль, а слезы уже бежали по щекам, горло перехватило, я хлюпнул носом, что вызвало интерес Пашки.
Он развернул меня к себе, его глаза удивленно округлились, когда он увидел капли на моих щеках.
- Ты что ревешь, ты что, обиделся, дурачок, - его голос смягчился.
Я пожал плечами - ответить я не мог - горло перехватило - мои слезы стали неожиданностью для меня самого. Это была не обида конечно, это было какое-то новое, непонятное чувство, наверное это был страх, очень чуткий страх перед тем, что я могу потерять его, что он может просто так грубым взглядом или словом оттолкнуть меня от себя и я потеряю его.
Он вытер слезы с моего лица пыльной рукой, чмокнул меня в нос и промур-чал, почти прошептал:
- Дурачок ты, Лёка, не обижайся.
- Я не знаю, Пашка, что со мной... кажется... кажется я люблю тебя...
Мы помолчали минуту.
- Со мной тоже что-то твориться, Лёка, я так скучал по тебе в Ростове. Я не знал как тебе сказать, что хотел бы с тобой... Но ведь это не правильно, Лёка - парни должны трахаться с телками, а не друг с другом, я что, педик, мы выходит педики? И я не могу справиться с этим - вот посмотри, что у меня твориться, когда я вижу тебя.
Он приподнял от песка обращенный ко мне бок и я увидел его вставший, освободившийся из тесного плена плавок член, прижатый резинкой к животу.
Я непроизвольно потянулся и потрогал его.
- Что ты делаешь, хулиган? - он лег обратно на живот.
- И как же ты пойдешь домой с таким?
- Не знаю, вот пытаюсь отвлечься, а тут ты меня тискаешь, у меня все мысли спутались. А тут эти пацаны - вот разболтают в деревне - чем мы тут занимались.
- Да они не видели. Им за камышами не видно.
- Это нам их за камышами не видно, а мы у них как на ладони.
- Да ладно, они рыбу ловят.
- Ага, а что они затихли.
- Клев наверно.
- Да какой сейчас клев, такой ветрила.
- Ага, небось лежат в камышах, наблюдают, как мы тогда.
- Да ладно, мы ничего такого не делаем.
- Тебе только дай волю...
- А кто ко мне утром в постель прыгнул с разбега, чуть не задавил насмерть.
- Дурак ты, Лёка, я соскучился, ведь - всю ночь не виделись, и вообще...
- А вечером говорил - "в последний раз, в последний раз".
- Мало ли что я говорил... Я за ночь очень соскучился... Ты такой хороший.
Пашка смотрел на меня, глаза его стекленели и он явно терял контроль над собой.
- А вдруг родители вернулись бы.
- Не-а, я проследил до конца улицы.
- Может пойдем куда-нибудь? Ну, в укромное место...
- Надо до вечера дотерпеть - сейчас полно народу на речке - пацаны, дачники, студенты.
- Ага - те, которых мы вчера видели. Интересно, они тоже... того... потрахались?
- Ты, знаешь, Лёка, я не отдам тебя каким-то педикам, даже не мечтай, я не для того...
- Чего не для того?
- Да пошел ты! - он отвернулся.
Я хотел погладить его по спине, чтобы успокоить неизвестно откуда взявшуюся ревность, но не решился, чтобы не схлопотать еще.
Так мы лежали молча почти до обеда.
Все изменилось вокруг, мир стал совсем другим, непонятным и каким-то чужим, пустым и ненужным, в голове остался только Пашка. Пашка, Пашка и Пашка.
Как в забытье, на автомате я после обеда собирал жуков с картошки. Лето было сухое и картошка была откровенно хилая, полив практически не помогал. Жуки пировали на ослабленной жарой ботве. Пройдя треть плантации я сорвал большой треснувший помидор и сел в тенек на кусок шпалы под старой грушей.
Ветер шумел листвой. Старый, местами трухлявый, ствол груши поскрипывал под его порывами. Червивая груша шлепнулась в сухой песок в метре от меня. Помидор в моих руках источал приятный аромат. Мои мысли опять полностью занял Пашка. Воспоминания о его теле, о конвульсиях и стонах, о его бешеном взгляде, заставили сердце снова биться в сумасшедшем темпе и наполнили и без того тесные шорты сладкой истомой. Неловкое движение бедрами и налитый желанием прибор выбрался наружу. Я невольно оглядываюсь - не был ли кто свидетелем этого безобразия и стараюсь вернуть дружка обратно, получается с трудом, да и все равно вставать нельзя - эрекция будет слишком заметна.
Жую помидор и стараюсь отвлечься. Ветер нагнал облака. Большими рваными кучами они тянутся с горизонта и заслоняют палящее солнце. Становится прохладнее. Хочется, чтобы пошел дождь - теплый ливень. Как тогда, в позапрошлом году, когда мы с Пашкой сидели на чердаке большого сарая у железно-дорожной станции, дождь бешено колотил по железной крыше, а мы у открытого окна резались в карты и валялись на куче соломы, пытаясь застать взглядом молнии и увидеть как они попадают в мачты высоковольтной линии за кукурузным полем. Пахло прибитой дождем пылью, голубиным пометом, свежей травой и акацией и было прекрасное настроение, потому что был июнь и впереди было все лето и вся жизнь.
Я поднялся, поправил шорты и их немного успокоившееся содержимое и взялся за сбор мерзких маслянистых тварей, поедавших наш урожай.
Через пару часов небо совсем затянуло. Гудел насос, качая воду для поливки. Я стоял босой в мокрых канавках в которых росли помидоры и пытался бороться с мокрицей, лебедой и прочими сорняками. Канавки наполнялись прохладной водой. Вытащить сорняки из сухой земли почти не реально. Вообще со стороны трудно было сказать, что именно тут выращивается - лебеда и колючки заполонили грядки.
"Успеть полить до дождя - мечта любого огородника" - подумал я, разгибая затекшую спину.
Опершись локтями на забор, выходящий на пустырь стоял Пашка с улыбкой до ушей.
- А из тебя хорошая хозяйка получится, - ехидно заметил он, скалясь, - небось все помидоры повыдергал.
Я запустил в него отвалившимся помидором. Он легко увернулся. Я не отличался меткостью.
- Чего ты кидаешься, я и уйти могу.
- Ну и иди, че пришел?
- Смотри что я купил, - он вынул из кармана тюбик.
- Что это, - спросил я, а у самого уже начал распухать член - это был крем, что еще он мог купить в таком тюбике.
- Это, понимаешь, такая штука... - начал он с озорной интонацией и ехидной улыбочкой покачивая тюбиком, - такая штука, ну?...
- Что "ну"? - пытался изобразить непонимание я, а у самого уже оттопырилась правая штанина.
- Не догадываешься, что-ли?
- Чего?
- Да, ладно не прикидывайся, - глаза его совсем сощурились в его фирменной ухмылочке, - а что это у тебя там, у-у...
- Где, - изобразил я полное непонимание, разглядывая себя и как будто ничего не понимая.
- Типа ты не понял?... А что это у тебя там из шорт торчит? Это ты тут так помидоры пропалываешь? Да?
Из правой штанины неприлично коротких шорт, сделанных из джинсов, предательски краснела головка. Я пожал плечами и виновато улыбнулся.
- Вот и у меня, глядя на тебя, - сказал Пашка, засунув руку в карман. - Долго ты еще?
- Ну полчаса еще, не меньше, а что?
- А то...
- Дождь собирается...
- А ты поливаешь.
- Мать велела.
- Так ведь дождь собирается...
- А может не будет.
- Может... А может и будет. - Пашка задрал голову.
- На речке можно промокнуть.
- Можно в воду залезть.
- Ага, и сидеть там пока дождь не кончится.
- И что же делать, я до завтра с ума сойду.
- Может, если дождь пойдет, спрячемся куда нибудь?
Он пробрался между жердей и сел на чурбак, рядом с грядкой, любуясь на член, который я так и не смог засунуть обратно грязными руками.
- Куда? - его глаза остекленело уставились на мои ноги и шорты.
- Помнишь, как мы давно переждали дождь на чердаке за линией?
- Да... Было классно.
- Ну?
- Ага...
- Что ага? - я мизинцем приподнял край штанины, дразня Пашку своей игрушкой.
Пашка сглотнул, но очнулся от оцепенения - ты что, дурачок - щас соседи увидят - педик несчастный, - зашипел он.
- А сам-то, куда глазами сверлишь.
Пашка демонстративно отвернулся.
Грядка была дополота наспех, кое-как, мысли, что называется все были уже "о еде". Пашка хмурый, делая вид, что и не смотрит в мою сторону сидел на чурбаке, покачиваясь и задумчиво поглядывая то на небо, то на погнувшуюся от веса незрелого пока еще урожая сливу. Сливы Пашка любил. А тучи тем временем сгущались.
Обмыв ноги и руки теплой, разогретой солнцем водой из большой рыжей бочки я позвал Пашку домой, квасу попить.
Налив две большие кружки я зашел в прохладную залу с завешанными окнами и включил телек. Было так расслабляюще прохладно, темно и свежо, я сел на ковер, опершись спиной на диван.
Следом вошел Пашка с двумя полными кружками и отпив из одной поставил их рядом на пол. Он сел рядом и жадно обняв меня положил свою лохматую голову мне на грудь. Нежность переполнила меня, "как хорошо было бы так жить", пришла неожиданная мысль, "Жить?", "Так?", "Как?", "неужели можно так жить?", "как жаль, что нельзя так жить", "но почему, почему так нельзя??? ведь я так люблю его...".
Я запустил пальцы в его шевелюру и закрыл глаза, пашкины пальца нежно гуляли по моей спине. "Какое счастье, какое простое счастье".
Пашка потянул меня на себя, повалил и стал обволакивать меня поцелуями и объятиями.
- Ну ты что, скоро родители придут, - я целовал его нос и щеки, и уши, запустив руку ему сзади под податливую резинку трусов. Какая сладкая попка, она просто выводит меня из себя. Такая круглая, упругая, нежная, покрытая мягким пушком, так бы и держал всю жизнь.
Теплый пашкин бугор в штанах терся и прижимался к моему. Он прижал меня к полу и взяв мою голову в руки нежно терся носом об мой нос и целовал меня едва касаясь губами.
Меня, что называется, развезло совершенно. Такой нежности, ласки и счастья я никогда не испытывал. Даже если сейчас вошли бы родители, я наверное не смог бы оторваться от своего любимого.
- Лёка, я хочу тебя, я очень хочу тебя, - шептал Пашка - Лёка, может пойдем уже.
- Ага, пойдем.
Мы допили квас, налили еще по полкружки.
- Мы на чердак полезем?
- Полезем.
- Может нам что-нибудь постелить, а то на соломе голышом не очень-то.
- Да, я думал уже.
Поковырявшись в шкафу на терраске, я нашел два старых одеяла, и, утрамбовав их в рюкзачок, закинул его за спину.
Едва мы свернули за поворот нашей улочки, как закапали первые крупные капли. Запахло мокрой пылью, тополя у дороги бешено зашумели.
Пашка схватил меня за руку.
- Давай бегом, Лёка, сладенький, а то все промокнем.
Мы бегом добрались до сарая, и все же изрядно вымокли. Сам сарай был заперт, но большое окно во фронтоне было, как и тогда без рамы.
Подставив несколько ящиков, валявшихся вокруг мы без труда взобрались наверх.
Здесь кажется ничего не изменилось, только кажется стало теснее, наверное потому что мы выросли.
Дождь колотил по железной крыше. Кое-где капало сквозь худую кровлю. Пашка с деловым видом стал доставать одеяла и полез в дальний угол на солому. Громыхнул гром. Я выглянул во окно, куда мы только что залезли. На фоне степи и уходящей в даль колеи железной дороги был виден дождь - синие рваные полосы соединяющие тучи и землю. На семафоре, вдали, за станцией, загорелся зеленый огонек.
- Лёка, иди ко мне.
Я обернулся - Пашка голый, со стоячим членом сидел на расстеленном на соломе одеяле. Я тоже разделся и слился с Пашкой в объятиях.
Время перестало течь, все вокруг свернулось в сингулярность жадных пашкиных поцелуев. Мир перестал существовать для нас. И только когда я ощутил его внутри себя, время, задаваемое ритмом его, еще сдерживаемых волей, нетерпеливых движений, стало возвращаться в свое привычное русло. Я неожиданно услышал бешеный шум дождя, не то чтобы он только начался - нет, просто он был за пределами моего восприятия. Я открыл глаза и в сумраке темного угла чердака поймал Пашкин взгляд, он внимательно смотрел на меня. Весь мой организм трепетал смущенный и испуганный новыми ощущениями - ощущением чужой горячей нетерпеливой плоти, осторожно, но уверенно и прокладывающей себе дорогу внутри меня и вместе с тем каким-то сладким страхом потерять, выпустить ее, когда она совершала обратные движения. Меня пробила судорога, я заскулил, как раненая собака, из глаз брызнули слезы и мир вокруг нас снова стал сворачиваться в сладкую спираль.
В моих зубах оказалось одеяло, которое я не мог отпустить, одной рукой я вцепился в пашкин зад, мои пальцы чувствовали, как его сладкая дырочка сокращается в такт его движениям, а другой рукой я сдерживал собравшийся взорваться от избытка чувств собственный член.
Пашка обнял меня сзади, присосался к моей шее, взял мой член в руку, он то ускорял движения, то замедлял их, почти выходя из меня, его скользкая от крема ладонь гуляла по моему окаменевшему члену. Две реки возбуждения сливались где-то посередине - внизу живота, образуя томящийся горячий водоворот. Пашка все ритмичнее двигался, я двигался ему навстречу, наши дыхания слились, а почувствовал, что он уже не в силах остановиться - он весь стал этой сладкой дрожью, пробивавшей наши тела, он сжимал меня все сильнее, его рука на моем члене бешено задергалась, его горячий поршень все глубже проникал в меня, он застонал. Я нанизался на Пашку до предела, почувствовав содрогания его члена во мне. Не в силах больше сдерживаться я кончил в конвульсиях и стонах.
Приходя в себя, мы пролежали несколько минут так мокрые от пота, потом, когда прохладный ветерок дождливого вечера стал покрывать наши тела гусиной кожей, Пашка едва дотянувшись, потому что я не собирался выпускать его из себя, придерживая его за задницу, накрыл нас вторым одеялом, обнял меня сзади, уткнувшись в спину носом и мы полные счастья уснули.
Проснулся я когда уже совсем стемнело, дождь давно кончился, но небо было затянуто тучами и сильно похолодало, я сходил на двор и замерзший вернулся к Пашке.
- Надо идти по домам? - спросил он.
- Я хочу остаться с тобой, - меня трясло от холодая и я залез под одеяло в теплые Пашкины объятия.
- Какой ты холодный, лягушонок, - Пашка целовал меня, и мы снова нежно ласкали друг друга, пока не уснули, уткнувшись друг в друга носами.
Утреннее солнце било в глаза сквозь щели между досками фронтона, любимый был рядом, в моей руке был его вставший, так хорошо потрудившийся вчера вечером дружок, а мой терся о его пушистую упругую, сводящую меня с ума попку. Начинался новый день нашей любви, что-то надо было говорить родителям, о нашем отсутствии в непогожую ночь, может даже получить хороший подзатыльник или выволочку, но об этом не хотелось думать, когда в твоих руках любимый парень и все существо твое ненасытно хочет любви.
Мы целовались и терлись друг о друга лицами и телами. Даже представить себе было невозможно, что мы расстанемся может на весь долгий летний день, не разрядив накопившееся за ночь желание любить друг друга.
На место бешеной, неудержимой страсти первых свиданий пришла нежность, желание изучить и прочувствовать каждую клеточку тела друг друга. Мы смаковали нашу близость. Я целовал и рассматривал его тело, трогал его, спускаясь все ниже, пока перед глазами не оказался его подрагивающий член, такой красивый, просящий и нетерпеливый. Его большая, красиво очерченная головка привлекали мой взгляд и я просто любовался этим предметом. В конце концов его член занял место у меня во рту. Я все глубже заглатывал эту соску, выпуская ее изо рта лишь для того чтобы перевести дыхание и полюбоваться на нее. Сжимая его пушистые яички, я нашел в конце концов пульсирующую дырочку между ягодиц и стал ее гладить.
Пашка лежал на спине и теребя мою шевелюру постанывал от удовольствия. Потом он притянул меня к себе и, целуя, обвил меня ногами, прижимая меня к себе.
Я медленно входил в него, дразня и вынимая член, гладил им по пашкиной скользкой от крема попе, Пашка извивался, закатив глаза и стонал, я входил в него чуть-чуть и выходил, водил головкой по краям сладкой дырочки, которая раскрылась самым бесстыжим образом. Пашка в конце концов не выдержал такого сладкого издевательства и насадился на меня с таким стоном, что я подумал, что он кончил. Я имел Пашку без спешки, мы меняли позы, я входил в него до предела и выходил совсем, потом мой член как-то сам находил дорогу в разгоряченную узкую пропасть, и этот поиск и проникновение доставляли нам новые удивительные ощущения. Наши движения становились чаще, дыхание прерывистым, Пашка двигался навстречу моим движениям, сжимая моего дружка попой, его рука бешено летала по раздувшемуся до предела члену, он весь сжался, застонал, из члена вырвалась струя, я почувствовал его конвульсии, еще пару движений и я вжимаюсь в него, хватаясь за его спускающий член, и кончаю в него сам, укусив его за плечо.
Немного успокоившись мы обтерлись и собрались.
- Паш, тебя не убьют дома?
- Не знаю, а тебя? - он почесал в затылке, как будто эта мысль раньше не приходила ему в голову.
- Меня, пожалуй, убьют.
- Да ладно, небось только покалечат.
- А ты будешь любить меня покалеченного?
- Ну если тебе не оторвут кой-чего, - он подошел, заглянул мне в глаза и схватился рукой за то самое место на трениках. Другой рукой он обнял меня и нежно поцеловал в щеку. У меня закружилась голова, хотелось снова повалить его на солому и не отпускать до вечера, или вообще никогда не отпускать.
- Дурак ты, дурак, - слезы как-то опять неожиданно затопили мои глаза и чтобы Пашка не видел их, а может и не из-за них вовсе, я прижал его к себе, обнял и терся о его щеку своей мокрой щекой. Так мы и стояли посреди чердака.
- Пашка, а ведь меня все-таки убьют дома.
- Меня, наверное, тоже.
- И что же мы скажем про все это?
- Про что, про это? Ты же не расскажешь, правда?
- Ну а где мы были всю ночь?
- Ну допустим здесь на чердаке...
- Ага и что делали тут вдвоем? Рыбу ловили, да?
В груди лежал сухой шершавый кирпич - это мысль, или точнее сказать тягостное ощущение необходимости что-то придумать, что сказать родителям о моем ночном отсутствии перемешанное с предвкушением скандала и страхом выдать себя и Пашку. "Нет, конечно я не скажу, что было, но ведь что-то надо говорить."
Так мы шли по утренним пахнущим свежестью вчерашнего дождя улицам, ничего не замечая вокруг, как на казнь.
Зная мать, можно предположить что будет дома, отец тоже добавит от себя. Я представил его сжатые губы.
- Тебя точно не убьют? - спросил я.
Пашка шел глядя прямо себе под ноги, солнце, отражаясь в лужах светило в глаза.
- Не знаю.
- Наверное наши предки уже созвонились, и будет перекрестный допрос.
Он остановился.
- Слушай, у Сережки Еремченко в совхозе есть тетка классная, и братан двоюродный, он нас еще звал все время на рыбалку, помнишь?
- Сашка, что-ли? Рыжий такой? Помню, и что?
- Может соврать, что мы к нему на пруды ездили, я его как раз вчера на тракторе видел в станице, он мне еще помахал.
- Ага, без удочек, и сумки со снастью.
- Ну, надо придумать чего-нибудь.
- И чего, к тому же...
- Да у него телефона нет, они не дозвонятся, да и будут чужим людям звонить.
- По мозгам все равно дадут.
- Главное придумать красиво.
- И рыбы не наловили.
- Ну рыба была, и притом какая! - Пашка ехидно посмотрел на мою ширинку.
- Дурак ты, лучше придумал бы что-нибудь.
- А сам-то, .. погоди, - он потянул меня за плечо.
- Ну.
- Типа мы пошли на речку и случайно его встретили.
- А че мы с тряпками туда поперлись, да еще и перед дождем?
- Да, надо было сразу придумывать легенду - никакой конспирации.
- Кстати, мы их там все и оставили, вот дырявая башка.
- Ну и правильно, кто их там возьмет, а так что ты - с тряпками домой вернулся бы - они все в соломе, и спрашивать не надо, что и где ты делал.
- Ага, только с кем.
- Даже и с кем наверное не надо.
Я взглянул в его пристально уставившиеся на меня глаза, понимая что опять начинаю в них тонуть.
Мы помолчали пару минут пытаясь найти решение.
- Значит так, - заказал я, - тряпки можно не учитывать, вряд ли мать станет рыскать в кладовке в поисках одеяла - не зима же. Ты типа зашел за мной, чтобы пойти к ребятам на какую-нибудь тусовку, а по дороге нам встретился Сашка на тракторе и позвал на рыбалку, или нет, на шашлыки.
- Все-таки лучше на рыбалку.
- А удочки?
- Типа он сеткой собирался ловить на дальнем пруду, и мы нужны были чтобы рыбу загонять и сеть собирать, один он не справится, а друганов в армию забрали.
- И типа из-за дождя ни на какую рыбалку не поехали, а помогали сено в сенник складывать.
- Да, повесь на себя пару былинок, - Пашка нежно посмотрел на меня.
От этого его взгляда у меня как-то сжималось в груди, это я давно заметил, еще год назад. Правда теперь это меня не пугало.
- А вернулись на попутке. Пошли.
Он сжал мою ладонь, мордочка его расплылась и он потянул меня вперед.
- Рано радуешься, пиздюлей все равно выпишут.
- Ага, радостно сказал он и в угол поставят.
Скандал конечно был, и мать обещала встретить того Сашку и сказать ему все, что о нем думает. Что они тут с отцом сума сходят, а они там в совхозе батрачат, и позвонить у них там ума не хватило.
Я конечно пытался возразить, что мол я не знаю, у кого там есть телефон, но мокрой тряпкой по морде все-равно получил.
На душе успокоилось и я побежал к Пашке.
Застал его надутым, растрепанным, собирающим на картошке жуков. Из летней кухни раздавались мелодичные проклятия его матери, перемежающиеся дребезжанием посуды, на которой женщины обычно срывают свою злость.
Я прокрался мимо кухни, и тихонько подошел к Пашке.
- Живой?
- Как видишь...
Он хмыкнул носом.
- На речку пойдем?
- Не знаю, посмотрим что будет. Ты бы сматывался, пока тебе тоже не досталось.
Время тянулось долго, день был не жаркий, облачка то и дело закрывали солнце. В мокром от ночного дождя огороде я продолжал вчерашнюю прополку. Мысли были, что называется "только о еде". Все вспоминались лучики солнца, пробивающиеся сквозь щели фронтона того чердака, где мы провели ночь, сверкающие капельки на дрожащих паутинках, и пашкино дыхание на моей шее... Короче, несколько морковин было выдернуто вместе с сорняками.
Я сидел на чурбаке, и грыз выдернутые морковинки, тупо уставившись на то, как ветер играет листочками на старой груше, и иногда падалки, шурша, рассекают листву и глухо ударяются о песок. "Как со мной это могло случиться? Это что? Вот такая любовь?" Перед глазами вновь появлялась дорожка золотистых волос на Пашкиной спине и мысли утекали куда-то в сторону и заплетались там каким-то непонятным образом.
Вечером я оделся потеплее и пошел на речку. Прошел мимо пашкиного дома. Остановился. Пашки не было видно. Звать его или зайти в дом я не решился, пока не улеглись страсти, решил, что уж наверное он догадается, где я, если будет искать.
Не спеша я поплелся к реке.
Ну конечно. Пашка сидел с удочкой, сгорбившись, и почти не шевелился.
Шум ивы, шуршащей на ветру листвой, позволил мне подкрасться незамеченным. С нескольких метров я кинулся на него, опрокинул его с коряги и повалил на песок.
- Ё..., ...! Придурок, удочка уплывет.
Я не слушал его. Я был уже верхом на Пашке, прижатом лопатками к мокрому песку, и губы мои уже что-то искали на его шее, глазах, щеках...
- Удочка уплывет..., ты чего..., удочка...
Он прижал меня к себе и мы целовались нежно и неторопливо.
- Я соскучился по тебе, лохматый мой.
- И я по тебе... Удочка уплыла...
Удочка действительно уплыла, правда недалеко - за излучиной зацепилась за коряги. Крючок спасти не удалось, да и было не до него.
Потом, когда удочка была спасена, мы, мокрые и замерзшие сидели под нашей большой корявой ивой. Пашка облокотился на ее толстый ствол и смотрел куда-то за горизонт, туда где виднелась лесополоса, которая казалась в детстве почти концом света. Давно уже мы добрались до нее и обнаружили, что за ней все те же пропахшие полынью степи, балки и уходящая в даль линия высоковольтки.
Я сидел сбоку от него, уперевшись грудью в его плечо, и терся носом об его щеку, по которой сбегала все та же дорожка золотистых волосков. Мы накрылись Пашкиным плащом, я обнял его. Его ресницы то опускались, то поднимались и сквозь них я видел примастившееся на пыльном горизонте солнце. Мир в эти минуты казался таким простым, понятным и уютным - ты, твой любимый и солнце.
- Пашка, ты о чем думаешь?
- Не знаю... О тебе..., о нас.
Он нежно прижал мою ладонь к своей груди и скосил на меня глаза.
- А ты?
- Знаешь, я кажется люблю тебя, ... я не знаю, со мной еще так не было... что-то...
Комок подкатил к моему горлу, да так, что дышать стало совсем невозможно. Я только уткнулся носом ему в щеку и прижал его еще сильнее.
- Со мной тоже никогда...
Мои глаза намокли и намочили пашкино лицо, а я закрыл их и мне было так хорошо, как, наверное, никогда больше...
Время и все вокруг нас потеряло всякое значение.
Когда солнце село, и цикады начали свою вечную вечернюю трель мы оделись и разожгли костер там, где сидели те двое парней.
В отблесках слабого трепещущего пламени Пашка сидел задумчивый и глядел на костер.
- Домой пора, пока опять не попало.
- Ага.
- Я не хочу спать без тебя.
- Я тоже...
- Что же нам делать, я просто не усну без тебя.
Свежий ветерок уносил золу с угольков от быстро прогоревших сухих сучков и хвороста.
Мы сидели молча не в силах ничего придумать. Потом, когда угольков почти не осталось - потушили костерок по-пионерски и побрели домой.
- Я приду к тебе с утра? Хорошо? - спросил Пашка.
- Ага...
Его мокрые глаза блеснули в тусклом свете далекого уличного фонаря. Он чмокнул меня в щеку и побрел к своей калитке.
Я ужинал совсем без аппетита. Мать что-то ворчала, опять, гремя в тазике тарелками. Мухи уныло кружили вокруг лампочки. Через два окна - летней кухни и дома был виден краешек работающего телевизора, освещающего комнату нереальным мерцающим голубоватым светом.
Немного смочив подушку тоскливыми слезами и подмяв ее под себя, словно это был ОН, я быстро заснул.
Проснулся я от стука в окно. Сначала я не понял в чем дело. Вопреки моим вчерашним опасениям, я заснул быстро и крепко, сумбурные обрывочные сны метались ночью вокруг меня, да я их и не запомнил. И где-то сквозь сон возник этот стук. Я открыл глаза и некоторое время крутил ими по освещенной солнцем комнате. Стук вроде бы пропал. Наверно приснилось, подумал я и нежась стал обнимать подушку. Но теперь в окно, которое находилось у меня за головой, отчетливо постучали. Я быстро обернулся. Ну кого я рассчитывал увидеть - конечно, это был Пашка - улыбающийся во всю пасть белых крупных зубов.
Я вскочил с постели и мой член как пружина раскачивался передо мной. Пашкина улыбка растянулась еще шире. Я открыл окно, сняв с подоконника горшок с геранью, и, высунувшись в него через низенький подоконник, присосался к Пашкиным губам, обвив его шею руками. Какое бесстыдство, какое счастье овладело моим организмом. Я весь обмяк, и только одна часть меня не обмякла и не позволяла вывалиться мне из окна, потому что зацепилась за доску подоконника.
Пашка задыхаясь от поцелуя, освободив свои губы зашептал сбивчиво мне на ухо, жадно прильнув своей щекой к моей.
- Лёка, я люблю тебя... я так соскучился, я ... лёка, ну щас кто-нибудь увидит, дурачок, боже...
Я потянул его к себе в окно.
- Че, прям в окно?
- Ну да! А что? Давай, быстрей, пока никто не видит. Ой блин, по улице идет кто-то.
Но было уже не важно - Пашка был уже почти затянут в окно. Последние усилия - я схватил его за штаны, когда он встал на выступающую ступеньку цоколя и втянул его в комнату.
После короткого, но крепкого поцелуя я стал срывать с него одежду. Узкие шорты не хотели сниматься, зацепившись за распухший баклажан, Пашка едва оторвавшись от меня, помог мне и я потащил его в постель.
Кровать предательски скрипнула от наших падающих на нее тел, и тепло мягкой перины из утиного пуха приняло нас к себе.
Я остервенело обнял его, как спрут обвил его тело. Я так хотел его, что просто не мог сдерживаться. Пашка понял это и обвил меня ногами. Еще минуту я терся и прижимался к нему, просто доходя до исступления, потом не в силах отпустить его из объятий, пошарил одной рукой под матрацем и найдя припрятанный тюбик кое-как открыл его и выдавил крема.
Я вошел в него, практически не ощущая сопротивления. Мы смотрели в глаза друг другу. Внутри него было тепло, глаза его застыли на мне, он затаил дыхание, потом он потянул меня к себе и тут началось. Мы бешено двигались друг навстречу другу. Я выходил из него и входил опять. Я смотрел на все это - на то, как мой член входит в его вожделенное отверстие, поросшее нежными волосками и это бешено возбуждало меня. Не выпуская из рук его трепещущего, горячего и твердого друга, как не выпускают поводья коня наскоку, я сжимал и подрачивал его, и он как сумасшедший пульсировал в моих руках.
Мы сменили позу - он лег на бок, я вошел в него сзади, но долго продолжать мы уже не смогли - как цунами нас затопила волна оргазма - сначала я забился в нем, не в силах сдерживать ускоряющийся ритм своих движений, застонал, а Пашка в агонии выгнул спину, его член в моей руке безумно распух и напрягся, он завыл, конвульсии неудержимо стали пробивать его, обливая постель горячей густой жидкостью, сжимая мой нетерпеливый конец внутри его тела. Я моментально разрядился тоже, нанизав его на себя до предела.
Мы еще лежали так минут пять с закрытыми глазами потные и счастливые, боясь пошевелиться. Наши поработавшие на славу игрушки совсем не собирались успокаиваться и приходить в спокойное состояние - Пашкина - вся мокрая и липкая в моей руке, моя - воткнутая до предела в Пашкин зад. Я слегка массировал его член, он подрагивал и его попа сжимала мою игрушку.
Потом мы стали шевелиться, собираясь расцепиться, но когда член стал выходить из него стало ясно, что мы не хотим этого и Пашка опять прижался ко мне своими сладкими булками и всей спиной. Я обнял своего мокрого любимого и мы уснули.
Я проснулся оттого, что Пашка вылез из моих объятий и побежал в туалет. Потом, когда мы все привели в порядок - пошли завтракать и пить грушевый компот, холодный и очень сладкий, такой, что пришлось потом запивать его простой водой. Мы вернулись в мою комнату и голышом, как и ходили все это время по дому, уселись на полу - на паласе. Ветерок, ставший уже довольно горячим развевал тюль на окне, которое мы так и не удосужились закрыть. Становилось душно.

---

Три недели назад проехался неудачно на лошади, несколько дней ходил со стесанной мордахой и до сих пор хожу с выбитым, на половину работающим пальцем. И вообще у меня начались веселые дни: 9 недосдачь с прошлого года по учебе.Меня не отчислили, но решили глумануться дав 10 дней. Уже прошло 6дней а сдан ток один предмет, вывод: Чтобы не мучиться, лучше бы отчислили.

---

И кому верить?

твой демон

Ваше имя пол: мужской возраст: 33 волосы: выкрашены в какой-нибудь яркий неестественный цвет глаза: небесно-голубые а в глазах отражается: удовольствие одежда: белые кожанные штаны, плотно обтягивающие стройные бедра, красиво контрастируют с загорелой кожей. сверху кожанная же, светлая куртка. расстегнутая. скорее подчеркивает, чем что-то скрывает в руках: мобильный телефон крылья: серые, перьевые, небольшие, аккуратненькие стихия: земля ваш демон: любит вас со всей страстью демонической любви

все гадания на aeterna.ru

твой демон

Ваше имя пол: женский возраст: 17 волосы: длинные темные, убраны в хвост глаза: ореховые а в глазах отражается: любовь ко всему живому одежда: кофейного цвета шелк струится по стройному телу... в руках: перо и чистый лист бумаги крылья: угольно-черные, перьевые, большие стихия: вода ваш демон: рядом с вами чувствует себя живым

все гадания на aeterna.ru

Слишком большая разница...

---

Чуваки рулят.

@музыка: Кукрыниксы

---

Старая чушь.

Не помня своего имени и места жительства, он брел по городу,
осматриваясь по сторонам и надеясь увидеть хоть что-то знакомое. Год
за годом, он просто просыпался, нечего не помня. И чем дальше, тем
тяжелее было возвращаться к своей нормальной жизни. Тем тяжелее и
нехотя, память возвращалась обратно.
На улицах города, была страшная суматоха. Громко разговаривали люди,
пытаясь перекликнуть проезжавшие по дороге машины. Все куда-то
спешили, не замечая ничего, что происходило вокруг. И только он, не
знающий себя, и непомнящий своей жизни, брел спокойно и молча. Было
тепло и ясно. Высокие деревья вдоль тротуаров, о чем-то
перешептывались и ветви переплетенные друг с другом, как будто
показывали, куда то вперед и на прицеле постоянно оказывался
незнакомец. А в голове так и звучало "к нему… он тебе нужен"
Ощутив на себе не видимый взгляд, парень начал крутится вокруг себя,
не видя ничего и испугавшись своего состояния начал метаться, от
человека к человеку, спотыкаясь о чужие ноги, хватаясь за рукава..
Резкая боль пронзила все тело, дыхание сбилось в комок и не хотело
продвигаться. Упав на колени и обхватив живот руками, пытаясь
вздохнуть, прозвучал очередной удар в подсознании. Не движений, не
дыхания больше не было. Закатились глаза парня и послышались незнакомые голоса…
-Он жив? Он сошел с ума! - звучал женский голос.
- Он, какой то странный. Нужно позвонить в милицию, он точно
сбежавший заключенный.
- Таким не место среди нормальных людей. –
Голоса смешались, и нельзя было сказать точно, кто так сказал.
"Кто дал ему право так решать? Он лучше тебя? Что он может, и чего не
можешь ты?" И снова тишина. Голоса все дальше отдалялись, становясь более неясными.
"- Но кто говорил со мной? Ты кто? Где ты и что тебе нужно? - Сам не
Понимая, с кем пытается заговорить. – О, черт! И говорить не надо. – "
Нужно было только подумать и все звучало как наяву.
Не услышав ничего в ответ, он поднял свои голубые глаза в небо и
резко закрыл. Неба не было. Была ярко красная дыра, которую
сопровождал непроглядный туман, бивший по глазам своим видом. Он был
неестественно ярким и в тоже время мутным и темным. Туман затягивал,
он был как водоворот.
- Где я?- голос сорвался в душе раздирающий крик. - Что происходит?
-Успокойся, ты дома.
- Да. Тогда кто я?
-Это стоит уже узнать тебе самому.
-Как мне тут жить, не зная даже, где я и что я!
-Ты разберешься – Голос стих и отвечать больше явно не собирался…
Куда я попал? Что со мной? Держась за голову, мысли переполняли его.
Парень был растерян, ведь все было ему незнакомым и чужим.
Резкий яркий свет озарил округу. Болела голова, а вокруг него
толпились люди.
-Он же не дышал – Раздался, чей то вопль.
- Не единой царапинки
Все начали, пятится назад, пропуская только что попавшего
под машину и мертвого парня.
- Пошли… - услышал он и подняв глаза, увидел парня стоящего рядом.
" Почему мне кажется этот голос знакомым?" Не дождавшись своего же ответа, парень опять услышал невозмутимый голос.
- Что сидишь? Пошли, говорю…- Слегка пнув сидевшего на дороге парня,
развернулся и пошел проч.
- Я Рик – кинул он через плечо. - Если вдруг понадобиться обратиться. -
Недовольно рыкнул себе под нос.
Растерянный происходящим парень, поднялся на ноги и последовал за
Риком, только почему так и сам не понимал. Ноги его не слушали, он
болтался из стороны в сторону, но сильно отставать от мужчины ему не
хотелось.
Обернувшись, Рик посмотрел на парня….
- В нашем мире тебя назвали, Феникс… Я не знаю, как и ни кто не знает,
но у тебя есть дар возвращаться из мира мертвых. Раньше, была птица, и называли
ее Феникс. Она возрождалась из пепла, с каждой смертью и воскрешением становясь
сильнее. Есть подозрение, что ты, и есть та самая легендарная птица, вот только – мужчина окинул парня взглядом - в человеческом обличии. И не кто не знает, почему произошло так. Исходя из докладов о тебе, я знаю, что ты ничего не помнишь. Поэтому я и прибыл сюда, что бы тебе немного напомнить, и разобраться в этой неразберихи. Ты не человек. Ты не можешь любить, страдать и чувствовать вообще, то, что чувствуют люди… Ты не имеешь права чувствовать, иначе это может понести за собой непредсказуемые и
неисправимые последствия. Посмотрев испуганно на Рика, парень ничего не мог сказать. Точнее ничего не приходило на ум. Феникс, как его назвал незнакомец, просто брел сзади и слушал.
- Ты здесь не просто так, у тебя есть задание, но его уже должен будешь найти сам. Так как я понятия не имею, в чем оно заключается, да и не имею права помогать! – Рик обернулся и посмотрел на задумчивого парня.

Погода резко изменилась, подул сильный ветер, и деревья закричали. Но то ли от боли, то ли от радости, Феникс не знал. Ветер, начал рвать деревья и трепать очень сильно волосы. Он запрещал идти дальше, но Феникс этого не знал. Он не знал, что скоро все кончится,
что его жизнь остановится, поглощенная во тьму…
На город опустились сумерки. Было только около восьми, вечера, а улицы уже опустели, создавая не очень приятное ощущение. По телу пробежали мурашки. Разум отказал
полностью и не хотел поддаваться. "Что за ерунда, мне нужно остановиться. Нужно идти дальше, что бы узнать о себе больше… Но что ему надо? Он чужак! Он хочет нам добра? Он знает
что делает?" Парень спорил сам с собой, он не знал правильного ответа. Молодые люди зашли за очередной переулок, и Рик просочился в стенку. Феникс стоял в полном шоке и не решался так же поступить, думая, что просто очень сильно ударится. Простояв несколько минут, он разбежался и
побежал к стене. "Ни какой боли. " Открыв глаза, он увидел небольшой бар, а за одним из столиков уже сидел Рик и что-то старательно разглядывал в своем стакане, который был наполнен, чем – то темным. Феникс подошел и сел на соседний стул, с интересом
разглядывая поведение собеседника.
- Ты понял, что уже мертв? – Рик посмотрел на Феникса.
Резко подскочив на месте, Феникс перекувыркнулся через себя вместе
со стулом…
-Я не живой? – Выпалил он из под стола, пытаясь
подняться и скинуть с себя стул.
-Ты каждый год умирал, а возможно и каждый день.- Посмотрев на изумленного парня, Рик
продолжил – Но по неизвестным нам причинам, ты находил в себе силы и
снова возрождался… По законам природы, жить ты не должен уже с давних пор… А сегодня тебя
сбила машина… Но как ты уже заметил нету даже перелома, да что перелом, даже синяка нету…
Феникс, слушал не отрывая взгляда и все сильнее и сильнее запутывался в сказанном.
- Ну что ты смотришь на меня, как на идиота? – Рик ударил кулаком по столу.
Ни кто даже не обернулся на странную парочку. Как будто это все, в
пределах разумного. Феникс, немного поежившись, подозвал официанта и
попросил, что бы тот принес, что ни будь поесть, почувствовав от таких
известий, жуткий голод. В ожидании заказанного парни сидели молча. Феникс судорожно крутил
в руках вилку и периодически поглядывал в сторону, в которую ушел официант.
- Ну, где этот разносчик? – резко вскочив и воткнув в стол вилку
выскочил с бара через дверь. Очутившись на улице открыл от изумления
рот, уставившись в небо.
- Это не сон, раздалось из-за спины. Обернувшись через плече, парень увидел своего собеседника. " А он симпатичный" – поймав себя на мысли, Феникс резко поднял голову
обратно. Небо было как там, когда его сбила машина. Красное, с необычно
заполоняющим его пустоту, туманом, который тоже был необычного цвета.
Глаза парня бегали по улицам, по так называемому небу, но
категорически отказывались смотреть на Рика, стоявшего, сзади парня.
- Теперь это твой мир – Рик положил руку на плече Феникса, пытаясь
его немного подбодрить.
- Но зачем? Зачем я здесь? – Вопросы остались без ответа. Рик куда-то исчез.


Прошел уже почти год, как Феникс оказался в этом загадочном и непростом мире, но он так и не мог понять своего предназначения. Плутая по необыкновенно ярким, но нелюдимым улицам.
Ища толи приключений, то ли еще что-то. Рика с того дня он больше не видел. Парень, объяснил, что его послали только для того, что бы Феникс, не растерялся, от таких перемен. Он обещал помочь, даже если это не будет его очередным заданием. Но так ни какой помощи ни кто и не увидел. Феникс брел и выискивал что-то по сторонам, то просто опускал голову и начинал пинать
камушки. Тут они были все цветные и необычайно гладкие, как будто каждый камушек был тщательно обточен. По идеи сейчас в этом мире была зима, но даже при этом раскладе, было очень тепло. Деревья, все еще стояли зелеными, а на земле не было не снежинки. Дом Феникса был примерно в нескольких улицах от его данного нахождения. Немного помешкав, он направился именно туда. Почти подойдя к дому, он резко остановился, и подняв глаза
увидел, перед собой Рика. Тот, стоял с довольной улыбкой и сигаретой в зубах. У Феникса промелькнула в голове мысль, которая сразу же исчезла. Не уловив ее и не поняв, он, почему то, начал смеяться, смотря на довольное, миловидное, но до ужаса бандитское
лицо. Рик сделал серьезную гримассу и с недовольством посмотрел на смеющегося парня.
- Я смотрю, ты по мне соскучился. – с долей насмешки сказал Рик.
Развернувшись к парню спиной, отправился в сторону дома.
- Ну ладно, не дуйся. – Все еще смеясь, Феникс побежал за недовольным
другом. – Я не хотел, но ты, перед тем как появляться так неожиданно,
хотя бы лицо делай попроще. Рик повернулся к Фениксу и оценивающе скользнул по нему взглядом. – Я смотрю, ты тут хорошо обосновался. Рад, что для тебя не составило
это труда. – И тут же перевел взгляд на дом. Феникс, ничего не ответив на эти слова, обошел парня с боку, и поднявшись по лестнице открыл дверь.
- Проходи, не стесняйся. Чувствуй себя как дома. – Феникс улыбнулся Рику и
вошел в дом первым. В доме было очень просторно. Рик водя глазами, оценивал обстановку.
Коридор большой. В углу стояла вешалка для одежды и небольшой шкафчик. С какой целью он там был, Рик интересоваться не стал. Ему это было не нужно и не интересно. Большой холл, кухня, ванна, спальня.
-Великолепная у тебя квартирка, я скажу! – Фыркнул себе под нос Рик.

- Спасибо. Старался. – Феникс немного поежился от таких
высказываний, но ему было очень приятно слышать это именно от Рика.
- Да, действительно старался. - Снова оглядел квартиру.
Феникс опустил свои карие глаза и начал взглядом, мозолить пол, ему
было и приятно, от комплиментов, и не очень, от их количества и доли издевки в голосе.
- Спасибо, еще раз, но может хватит меня ставить в тупик. – Феникс немного взял себя в руки и принял абаронительную позицию.
-Тебя столько не было, а сейчас ты решил придти и мне тут давать свои наставления? – Парень не на шутку разозлился. – Ты не имеешь права мне тут что -то либо предъявлять, либо оценивать. Тебя не было почти год! Теперь я смогу без тебя, я не погиб и дальше не погибну! – По
щекам потекли отрывистые слезинки. Он пытался их не показывать, но и сдерживать больше не мог. Ведь ему так нужна была помощь, тогда, когда он в ней так нуждался, но помощника не было.
- Ты ушел, вот и иди дальше- Феникс повернулся спиной к Рику. – Иди, я сказал –
Вырвалось дрожащим, холодным голосом. – Уходи – Закричал.
"Тепло. Очень тепло." По телу побежали мурашки. На плечах стало тяжело. "Он остался. Он со мной…" В голове начали путаться мысли. Каждая неслась в перед и терялась. Где- то. Где- то они все же были, но полностью отказывались быть ясными и уж тем более понятными.
- Это не задание. Я не смог не вернуться. – Руки Рика сжались на чужих плечах.
-Ты меня мучаешь. Ну, как ты не поймешь, мне больно. Мне и так больно. – Повернулся и поднял красные от слез глаза на Рика. – Я люблю тебя… Я хочу быть с тобой… Но без тебя… Без тебя мне легче… Рик смотрел непонимающим взглядом. Он был растерян.
- Не уходи от меня… Я без тебя не смогу… Я не знаю, почему, зачем и как я смог влюбиться, но теперь я один не смогу. Я знаю что нельзя, мы оба знаем, что не имеем на это права, но я ничего не могу с собой поделать. Ты мне очень, нужен. Один, всегда один. Да, так
Легче, но и невыносимей. Рик, стоял опустив глаза и уже в полном недоумении. Подняв на парня
глаза налитые кровью не то от злости , не то еще от чего- то, оскалился и cжав сильнее плечи, начал трясти парня.
- Я же тебе сразу сказал, не смей…нельзя…. Что ты хочешь теперь от меня? Я ничем не могу помочь, ни чем! – Рик, отвернувшись, подошел к окну. – Ну как ты не поймешь этого. Мы тут ни кто! Просто марионетки, которые должны потакать капризам посылаемым нам с выше. Это конец. – с этими словами он направился к выходу –Я думаю мы ни когда больше не увидимся.
Когда он вышел за порог, Феникс побежал за ним. Выскочив на улицу, он не увидел Рика. Тот опять исчез.


Прошел месяц, два, год, пять лет.
"Сегодня круглая дата. Ровно пять лет. Прошло пять лет, а его я так и не видел. Он действительно исчез. Но почему? Зачем я ему все рассказал?" Мысли, так и лезли в голову.
Все пять лет он думал только о Рике. Феникс не мог понять, почему так
жесток был Рик и почему так жестока жизнь! С дома он больше почти не выходил. Он боялся, что если вдруг придет Рик и его не будет, то больше он действительно его не увидит. Но Рик так и не приходил.
Сидя на кресле, Феникс проклинал тот день, когда он во всем признался и понимал что уже ничего ни сделать, и ничего ни вернуть. Время шло, а боль от происшедшего, становилась все сильнее. Неожиданно для него, зазвенел колокол. На улице начали бегать люди,
они что - то кричали, суетились. *А где здесь колокол?* Недоумевая, Феникс
подскочил с кресла и понесся на улицу, к шумевшей толпе. Сердце очень часто билось от тревоги.
На улице творился хаос, там не было драк, не было ссор, но в воздухе
парил страх, боль. И, от куда то из далека доносилась злость, ненависть и
запах крови. *Почему я это чувствую? Почему это все мне?* Посмотрев
по сторонам, Феникс побежал на витающий в небе со стороны гор
пугающий запах крови. Во рту стало сухо и приторно, одновременно.
*Почему все так отчетливо это чувствуется?* мысли обгоняли каждая
друг друга, но они все неслись еще быстрее и на много вперед самого
Феникса. Добежав до конца городка, снова услышал бой колокола.
Каждый звук был не похож, на предыдущий. Это была песня. Но песня
очень грустная. Колокола рыдали, разлетаясь на далекие расстояния. От этого плача щемило сердце, он манил, словно призывая к чему то, но к
чему? Обернувшись на город в последний раз, парень понесся дальше через
лес. Ветки сбивали с ног, хлестали лицо. Что было можно, он
отталкивал и удар приходился в пустоту. А что нет, рассекало его
лицо, полосовало руки, просто причиняло боль. Но он знал что, что то, не то,
он знал, что там он нужен.
Свет. Значит, самое трудное, позади. Выскочив из леса, он схватился за голову и упал на колени. Он понял, самое тяжелое только впереди и только тут, он услышал до боли знакомый голос, в котором на протяжении многих лет он так нуждался. Он стоял на высокой горе, отделяющей
весь город от равнин и дальше идущих гор. *В низу кровь. Море крови.
Там война. Но чья и из- за чего?* Словно два моря сошлись во едино
на берегу в огромной волне. Черное, белое, красное - кровь. Зрение
стало более ясным и острым, он видел все и всех как на ладони. У
него даже создалось впечатление, что он находится между ними всеми.
Слух стал более четким и до него начали доноситься крики дерущихся, не
на жизнь, а на смерть. Стоны, говорившие о количестве умирающих. Он слышал и видел все. Но только один голос слышался отчетливей всех остальных.
Он был знаком ему, и только сейчас он начал понимать, что тот голос, а точнее рев
рвущийся с глотки и срывающийся в крик, был его!
- Рик…. – Заорал во все горло Феникс, не понимая, что тот его не
слышит. Бегая глазами по сторонам, в низ, кидая взгляд в ту сторону где до
него доносился знакомый голос. *Есть подозрение, что ты птица. Но
почему такое могло произойти ни кто не знает* В голове пронеслись
слова, сказанные, когда то парнем. И отойдя в сторону леса, и разбежавшись, Феникс полетел с обрыва. Закрыв глаза, он прямиком несся к земле и что то нашептывал себе под нос. Вот и земля уже начала чувствоваться его дыханием, так же как он чувствовал кровь, там, в городе. Открыв резко глаза и увидев в двух метрах от себя землю, у него перехватило дыхание. Раскинув руки для четкого и последнего в его жизни приземления, неожиданно поймал себя, на глупой для такого момента мысли. *Вот и налеталась птичка* Улыбнувшись про себя своим мыслям, неожиданно его тело вспыхнуло огнем. Небо содрогнулось от душераздирающего вопля освобождения, и
только что летевший к земле парень резко взмыл в небо, в виде огромной огненной птицы.
Его огромные крылья рассекали воздух, обжигая его. Птица неслась на
доносящийся с самого центра сражения, голос. *Где…где он* Огромные глаза бегали от бойца к бойцу. По раненным… Убитым… *Ну где? Ну, где же ты?*
Глаза остановились на красной собаке. *Рик?* Собака рвала тела людей в клочья, других животных. Она сносила все на своем пути, но и сама была вся изорвана. Оглядев все поле, Феникс
увидел что здесь война не только между людьми, но и животными.
Притом что животные были необычайных размеров, и очень не дружелюбно
настроены. Тут были даже такие животные, которых Феникс ни когда не
видел в природе. *Голос затих…Как?* Повернув свою голову, в сторону
огромного красного пса. Феникс увидел его лежащего на земле, в лужи
крови, а над ним навис огромный тигр. И по оскаленной морде, текли кровавые слюни.
В глазах птицы все потемнело. На мгновение, заледенелое тело, потерявшее свое пламя, вспыхнуло еще ярче. Огонь понесся по сторонам. Ведь он не знал, кто нанес сокрушительный для Рико, удар, но нужно было мстить. И мстить жестоко. Загорались как обыкновенные
деревянные спички люди, злость птицы не щадила и животных.
Замутненные злобой глаза даже перестали разбирать, где свои, а где
чужие. Огонь жег всех. Люди бегали как факелы, туша на себе огонь и
получая новые языки, оставляющие за собой ожоги и пепел. И огромные
два моря, сошедшие на берег в единой волне и помешавшие друг другу в
дальнейшем, горели как огромный, единый океан. *Вздох…Еще
один…Еще… Он дышит! Тихо…Опять вздох…* Огромный удар по земле, удар
крыльев. Феникс, встал на землю, и среди бегающих, живых факелов, он направился к
лежащей собаке.
*Было почти не больно…Но сил подняться уже нету. Я устал. Я
голоден.* Собака лежала не подвижно, глаза были закрыты, и только
если очень приглядеться, грудь шевелилась в слабом дыхании. Очень тихо, медленно. Иногда
дыхание даже прерывалось и с явным трудом восстанавливалось снова. *Он жив* Вздохнув
в облегчение своим мыслям в глазах появилась живая искорка. Тело
начало остывать и на месте только что стоявшей огненной птицы, стоял
снова парень. Ужасную птицу, которая только что сожгла все живое на
большом расстоянии и на удивление не задевшая Рика, сменил растерянный и вполне
добродушный парень. Феникс, склонился над Риком и начал его гладить
по собачьей морде.
- Я с тобой. Живи. Слышишь.- Феникс начал пытаться поднять пса, но
понимал что весовая категория сейчас не в его сторону.
- Вставай. Рик. Вставай. – Парень начал расталкивать уже почти
просто кровавое месиво из шерсти.
Только что не двигающееся и еле дышащее тело начало активно
шевелиться. Шерсть начала уходить в кожу, морда, становилась менее
заметной, плавно переходя в обезображенное лицо. Он становился человеком. И вот теперь за место кровавого куска шерсти, на земле лежал весь изрезанный и порванный парень. С
его руки торчала размолотой в несколько кусочков, кость. Лицо было
обезображено. Свисал оторванный кусок щеки, видать эта рана от
схватки с животным, у человека бы сил на такое не хватило. Тело тоже было не лучше, все в рваных ранах от когтей, и порезах, от человеческих ножей. Рик приоткрыл немного глаза и попытался подняться. Но, потеряв много крови и сил, опрокинулся снова на спину и от невыносимой боли, застонал. Феникс взял парня на руки и посмотрел на огромное,
черное пятно, и тысячи трупов лежащих по всем сторонам и медленно догорающих. Посмотрел в
небо, и поняв, этот мир не для них, отправился в сторону гор, держа отвоеванную, кучей трупов и морем крови, любовь. Ему было все равно из - за чего была война. Что он кого - то убил, даже пусть и невиновного. Его волновало одно, то, что Рик жив, и то что нету
больше ни каких правил. Он перешагивал через трупы, уходя с поля как
можно дальше. Он скрылся в горах, и унеся за собой раненного парня,
не думал больше ни о чем.. А в голове звучало только " Больше ни каких правил и ни каких выше стоящих. Никто не будет больше указывать"

---

Операция.

Люблю когда руки в крови. Но почему то чем больше я делаю операций, тем больше трясутся руки. Сегодня удалял когти котенку, а руки до сих пор не оч уютно себя чувствуют. Хоть я и люблю оперировать. Теперь сижу и думаю, то ли старею, то ли еще что то несовсем понятное твориться.

---

XD

Перегонял лошадь от бабули, домой, по расстоянию примерно 50-60 км. А как раз дождь прошел, ну и мы с матерью решили что по холодку самое оно. Проехал я примерно пол пути, и как долбанул ливень. Домой я приехал весь мокрый вплоть до трусов, теперь грезюсь надеждами что мой сотик проживет еще хоть чуть чуть. Такие ванны он еще не разу не принимал.

---

Ничего не поделаешь, люблю тесты

Имя тебе… Гнев.

Ты подобен пожару. Вспыхиваешь внезапно, когда никто не ждет, и мгновенно вздымаешься до небес. Ты горишь ярко, быстро и горячо, сжигая все на своем пути. От тебя нет спасения… Сломать другого, причинить ему боль, только быстрей, быстрей, пока запал еще не пропал! Тебе ведь это нравится. Убить, остыть, а потом смотреть на того, кого ты своим взрывом уничтожил. Ты потухнешь быстро, но последствия от тебя будут долгими…

Пройти тест

---

Хехе

Вы странный непредсказуемый человек

Вас многие боятся. Если вы в плохом настроение, то от вас с криками «спасите» убегает толпа. Слова справедливость, равноправие, человеколюбие – пустое место. Вас можно назвать садистом, но именно это помогает вам держаться в этом несправедливом мире. Но слово дружба для вас святое. Вы относитесь к немногим людям, что умеют ценить дружбу. Вы способны понять чужую боль, но так же вы способны ее преумножить, сказав лишь слово. По этому ваше лучшее оружие это - АК-103, автомат (штурмовая винтовка), калибр 7.62мм (7.62х39), Россия

Пройти тест

---

ПАСКО!!!

Денек выдался канешь шикарный.... Утро начилось в восемь часов, с того, что меня разбудила мать и сказала что соседская кабыла ожеребилась... Ура... Прикольный ребенок ничего не скажу... К одиннадцати часам, та самая кабыла, расхреначила себе ногу. Кровь(В самом прямом смысле слова) Лилась рекой. Останавить получилось ток через несколько часов, после чего я был весь с ног до головы в кравище. Потом мы поехали на природу(Хотя хивем на природе) делать шашлыки... Разложились как придурки, разожгли костер, сожрали по яйцу, полил дождь и мы как то ОЧЕНЬ быстро собрались и поехали обратно. Пожрать толком не получилось, дожирали дома. Пока ехали увидел орла....То что показывают в телеке, с живым даже рядом не стояло. Ну так вот... Приехали, пожрали и меня всподвигло на погулять. Взял свою кобылу, брата и его девушку, и пошли облазивать все близ лежащие места. Погуляли отпадно, не считая одного, что моя девчка, постоянно пыталась нас растоптать. Увидели еще одну классную птичку, ток название я ее не знаю. Доходим до дома, и тут, на мою лошадь, начинает охотиться какой то бык. С явными признаками бешенства... Честно скажу, что она, что я, пересрались... К вечеру перебрав все события, я решил набульбениться, ток получилось неудачно, толи организм дурак, толи выпивки было мало...ХЗ... И спать я лег после того что у девушки моего братана умерла бабуля... Которая уже 4 месяца умирала... Вот и празник мать его!